Северное Приаралье может стать "мертвой зоной"

Есть известный принцип "Надейся на лучшее, но готовься к худшему". Он вполне применим и к возможным сценариям будущего, касающимся обеспечения водой низовьев Сырдарьи, судьбы Северного Аральского моря, а значит, и жизни населения этого региона. Тем более что в последние годы ситуация становится все хуже и хуже. Предлагаемые ниже заметки могут показаться кому-то излишне пессимистичными, но, думается, это именно тот случай, когда мы должны быть готовыми к самым негативным вариантам развития событий.

Населения все больше, воды все меньше

По состоянию на 25 февраля с.г. в Токтогульском водохранилище, которое играет ключевую роль в регулировании стока Сырдарьи в его среднем и нижнем течении, имелось 8.262 миллиона кубометров. Для сравнения: год назад на эту же дату объем накопленной в нем воды составлял 9.780, а два года назад – 12.628 миллионов. То есть, по сравнению с уровнем двухлетней давности он сократился на 4,4 миллиарда. Чтобы было понятно значение этой цифры: она превышает ежегодную потребность всех орошаемых площадей (порядка двухсот тысяч гектаров, 40 процентов которых приходится на рис) Кызылординской области.

Нас успокаивают: мол, просто продолжается маловодный цикл, начавшийся в 2019-м, скоро он закончится, и речной сток снова начнет увеличиваться. Возможно, так и случится (подобная цикличность всегда была и будет). Но дело в том, что каждый новый маловодный цикл становится для казахстанской части бассейна Сырдарьи все более болезненным, и надеяться на "угасание" этой негативной тенденции не приходится в силу двух главных причин.

Во-первых, авторы серьезных исследований пророчат сокращение среднемноголетнего стока реки из-за уже необратимых природно-климатических изменений. Во-вторых, продолжается быстрый рост населения. Например, в тех областях Узбекистана, которые расположены в бассейне Сырдарьи и сегодня забирают более половины ее воды, за последние двадцать лет оно выросло в 1,4 раза. Примерно такое же увеличение имело место в Кыргызстане, Таджикистане, Кызылординской и Туркестанской областях. В абсолютном выражении речь идет о дополнительных семи-восьми миллионах человек преимущественно сельского населения, для которого вода – основной, наряду с землей, экономический и жизненный ресурс.

В более отдаленном будущем ситуация может еще больше осложниться. Например, в обнародованном несколько месяцев назад отчете "Развитие водного компонента", который был подготовлен в рамках программы Центрально-азиатского регионального экономического сотрудничества (ЦАРЭС), применительно к периоду после 2050 года говорится: "Вклад снега и таяния ледников в речной сток в горных районах Центральной Азии, скорее всего, существенно снизится, что приведет к значительному уменьшению объема воды в Сырдарье (потенциально до -47% к концу этого столетия). Другие исследования прогнозируют менее резкое, но все же значительное сокращение". Тогда как темпы роста населения, если и замедлятся, то несущественно: по прогнозам, к 2040-му в бассейне реки будут проживать в 1,3 раза больше людей, чем в 2020-м.

Сегодня в Казахстане звучат призывы к правительствам стран, находящихся выше по течению Сырдарьи, строго следовать соглашениям о принципах вододеления, заключенным в 1992-м (кстати, 18 февраля им исполнилось 30 лет). Наверное, выдвигать такие требования надо, но необходимо держать в уме и вариант, при котором договоренности тридцатилетней давности окончательно перестанут соблюдаться. Тем более что они представляют собой лишь "пролонгацию" действия документов, принятых еще в 1984-м, когда все подобные вопросы решал союзный центр. А с тех пор ситуация кардинальным образом изменилась. К тому же сегодня мы являемся свидетелями кризиса системы международного права, когда на "помойку истории" отправляются межгосударственные соглашения даже по куда более важным вопросам, чем водный.

Кто оказался более прозорливым?

Иначе говоря, нельзя исключать вероятности того, что страны, расположенные в верховьях и в среднем течении Сырдарьи, однажды решат исходить сугубо из собственных национальных интересов. Взять Узбекистан – крупнейшего водопотребителя в бассейне этой реки. Согласно данным, которые содержатся в упомянутом выше отчете, в этой стране 15 процентов орошаемых земель не используются вследствие ограниченности водных ресурсов. Причем даже этой земли уже не хватает. Неслучайно осенью прошлого года власти республики обратились к РФ с предложением предоставить в аренду узбекским дехканам до миллиона гектаров земель в российских регионах. И если правительство РФ отнеслось к этой просьбе с пониманием, то ее общественность – с большой настороженностью. Судя по всему, инициатива заглохла. Но проблему-то придется как-то решать, чтобы обеспечить быстро растущее население работой, доходами и пропитанием.

Стоит обратить внимание и на то, что за последнее десятилетие на территории Узбекистана появилось немало новых водохранилищ, планируется создание дополнительных. Да, они небольшие, но, как говорится в пословице, "по капле и море собирается". Наверняка в маловодные годы емкости этих "накопителей" будут использоваться по максимуму, чтобы хоть как-то компенсировать дефицит поливной воды, а значит, поступление речного стока в низовья еще больше сократится. Чем это грозит казахстанской части бассейна Сырдарьи, объяснять, наверное, не надо. Речь идет не только о будущем орошаемого земледелия, но и о судьбе Северного Аральского моря (САМ).

Помнится, в середине "нулевых" годов после реализации на средства Всемирного банка первой фазы проекта РРССАМ и заполнения водоема, отделенного Кокаральской плотиной от основной части моря, мы были преисполнены гордости и с некоторым высокомерием посматривали на соседей-узбеков: мол, мы смогли возродить свою часть Арала, а у них кишка тонка. Но теперь впору задаться вопросом: может, узбеки оказались более прозорливыми? Пока мы занимались громким проектом, чтобы показать миру, какие мы "крутые", они тихо и с присущим им прагматизмом обустраивали дельту Амударьи, прокладывали там каналы, создавали рыбоводные озера. Словом, действовали по принципу "лучше синица в руках, чем журавль в небе".

Сравните: в 2018-м в Северном Аральском море было выловлено чуть больше восьми тысяч тонн рыбы, тогда как в озерах Каракалпакстана, то есть в дельте Амударьи, – 15,2 тысячи тонн, или почти вдвое больше. Спустя два года объем добычи там увеличился до 20 тысяч тонн (у нас он остался на прежнем уровне). А в постановлении президента Узбекистана "О мерах по комплексному социально-экономическому развитию Республики Каракалпакстан" предусмотрено довести его в ближайшие годы до 50 тысяч тонн – "за счет увеличения в два раза объема разведения рыбы".

Конечно, далеко не факт, что эта цифра будет достигнута. Не факт и то, что существующие озера будут получать необходимое количество воды, без которой реализация таких планов окажется под угрозой. Но ведь очевидно, что в условиях маловодья сохранить небольшие рыбоводные озера или хотя бы их часть гораздо легче, чем рыбные запасы одного крупного водоема (САМ).

В этой связи уместно напомнить слова из недавнего интервью, которое дал нашему изданию один из ветеранов водного хозяйства Кызылординской области. Отметив, что в прошлом году в САМ было подано лишь 1,3 миллиарда кубометров, чего недостаточно для поддержания его уровня, а также что сейчас не осуществляются даже обязательные санитарные попуски в дельту, он констатировал: "Уровень Северного Аральского моря упал, степень минерализации воды в нем повысилась. И если ситуация не изменится, то уже вскоре это приведет к самым печальным последствиям. Одни виды рыб погибнут, у других уменьшится икромет. Соответственно оскудеют их запасы, рыбаки потеряют единственный источник дохода, станут безработными".

Пора готовить план эвакуации?

Вероятность такого сценария высока. Да и в целом поддерживать в САМ достаточный уровень воды и предельную степень ее солености, при которой возможно обитание в этом водоеме промысловых видов рыб, в перспективе будет все сложнее и сложнее. А если рыба в САМ исчезнет, то кому он нужен? Какой смысл в существовании "мертвого" моря, какой от него прок?

В прошлом году прозвенел еще один тревожный звонок. Имеется в виду мор скота вследствие засухи, охватившей территорию Аральского района. И опять же, никто не может гарантировать, что такие случаи (возможно, даже с более тяжелыми последствиями) не повторятся в будущем. А ведь, кроме как животноводством и рыболовством, населению там заниматься, по сути, нечем. Промышленность представлена только производством соли (в небольшом поселке Жаксыкылыш с населением в пять тысяч человек), добычей кварцевого песка и переработкой рыбы, которая может приказать долго жить, если САМ потеряет промысловое значение.

Между тем, население в Аральском районе довольно многочисленное – 80 тысяч человек, половина которых проживает в сельской местности. Какое их ждет будущее, если ситуация с водой будет развиваться по негативному сценарию? Есть ли смысл и дальше строить там социальные объекты, дороги и т.д., если территория района, который сегодня подпадает под определение "депрессивный", грозит превратиться в "мертвую зону"? Может, лучше переориентировать направляемые туда бюджетные средства на постепенное переселение людей в более благополучные регионы страны и их обустройство в новых местах проживания?

Тут можно вспомнить советский опыт: в 1970-х годах, когда Арал стал мелеть и терять рыбохозяйственное значение, тысячи семей рыбаков были переселены в Алма-Атинскую область, где специально для них создали рыболовецкий совхоз, который занимался добычей рыбы в Капчагайском водохранилище, близлежащих реках и озерах. Хотя, конечно, тогда были совсем иные условия, другие возможности государства.

Это вовсе не призыв немедленно приступить к организованной миграции населения. Тут надо тщательно взвесить все "за" и "против". Но держать "про запас" такой вариант, быть готовыми к его реализации, если начнут сбываться негативные прогнозы, следовало бы. Здесь применима такая аналогия. На любом объекте, даже самом вроде бы безопасном, существует план эвакуации людей. А северное Приаралье – это "объект" повышенного риска…